17.04.2005  16:30
Тема Смешная история часть-2


         Два факта, которые сыграли свою роль в дальнейших событиях, забыла упомянуть:
Незадолго до Вериного ухода ей прислали заместителя по концертной работы из бывших инструкторов райкома, которого оттуда убрали за попадание в вытрезвитель. Звали его  Леонид  (не помню как по батюшке)  Киселёв, среди артистов – просто Лёнька.
Ему выделили кабинет прямо у входа и он вечно открывал дверь, чтобы следить кто-когда пришёл и ушёл и с кем. Такая у него была страсть.

А второе событие, которое. возможно, повлияло на Верин уход – появилась большая моя статья в журнале Советская музыка «Радости и сложности профессии», которую Вера восприняла весьма болезненно. Статья была  достаточно критическая, но касалась общих филармонических проблем, а не нашей конкретной, но всё равно Вера  явно обиделась, не любят у нас критики, никуда от этого не деться.
Статья, кстати, вызвала много откликов со всех концов СССР, так что вопросы явно касались общих проблем.

 Итак, у нас новая директриса. Умная, с ледяным взглядом следователя по особым поручениям и тонкими губами.

Знаешь, есть у меня одна особенность, которую можно объяснять хоть интуицией, хоть ещё бог знает чем: все отношения с людьми у меня складываются или не складываются буквально с первого взгляда.
И с романами также было всегда. Иногда, когда мне человек резко не нравился сразу, я начинала сама себя ругать , что-де ты ещё не разобралась, может всё и не так…
Но в конечном итоге всё равно получалось ТАК.

Так вот,  то, что отношения у нас не сложатся, я почувствовала сразу.
И даже статья в "Правде" была тут не при чём. Как раз к статьям-то я относилась о-очень с большим недоверием и скорее они могли вызывать сочувствие, нежели неприязнь.

Дальше – больше! Начинался период закручивания гаек в сфере культуры. В газете Советская культура появилась статья под названием вроде  «Жулик в кресле директора», или что-то в этом роде, точно не помню.

Но что самое забавное – речь в ней шла о директоре Удмуртской филармонии. Я там работала не при нём, но знать его – прекрасно знала, т.к. до этого он был директором музыкального театра.
Меня как-то Министр культуры очень просил поехать с ними на союзные гастроли в качестве концертмейстера. И я всё лето с ними ездила.
 

Тогда ещё случился настоящий анекдот.
Дело в том, что седеть я начала очень рано и в 25 у меня уже были большущие пряди седые. Тогда как раз на них пошла мода и я хохмила. что началась она из-за меня.

Помнится, однажды в метро какие-то молодые люди стояли возле меня и читали стихотворение Евтушенко:

«…это даже похоже на подлость,
за полтинник седою стать!»  

Так вот, я свою седину решила закрасить.
Тем более, что пошла мода на причёски из длинных волос.
А у меня была чёрная отрезанная девичья коса, которую мне в парикмахерской привели в надлежащий вид. Так что та причёска, где мы с Аллой в белом фартучке - это своя коса, но приплетённая. 

Так я проходила несколько лет, а потом надоело.
И как раз, когда я уехала на всё лето с театром, я решила больше не краситься, отрастить седину и постричься, благо сидеть мне предстояло в оркестровой яме, да репетиции вести.

Пару месяцев я проходила пегой, а потом коротко постриглась и оказалась почти совсем седой. И в театре, и  сама я к этому привыкла.
Но когда после отпуска вернулась и меня вызвали в наше местное министерство на какое-то совещание в кабинет Министра, его взгляд выразил прямо-таки ужас.
И он спросил голосом трагика: «Что с вами стряслось, Светлана Валеевна?»  
Я не поняла.
- Да ничего, вроде, не стряслось! – отвечаю
 А он опять:
- Дома что случилось? 
И тут я по направлению его взгляда сообразила, что на гастроли я уезжала жгучей брюнеткой, а вернула «сивкой-буркой» 
- А-а-а! - говорю. – Так это вы про седину? Так это меня ваш удмуртский театр довёл за период гастролей !…

Вот как раз в тех гастролях директором и был товарищ, которого потом переместили в филармонию, уже после моего отъезда.

А нашей новой директрисе поступила указание: статью обсудить и осудить «жулика». И именно этому событию была посвящена её первая встреча с коллективом.
Она прочитала вслух статью и произнесла речь, из которой выходило. что филармония – это такая организация, где собираются разные тёмные личности и ей просто даже стыдно кому-нибудь  говорить что она директор филармонии.


Тут уж меня опять в очередной раз кольнуло в одно место.
Я встала и сказала, что раз ей так стыдно, могла бы и отказаться от этого места, мы её не приглашали на него. И что ей не приходит в голову, что в филармонии могут работать музыканты, для которых  это место – избранная судьба.


- Что же касается товарища Большакова, о котором конкретно идёт речь в данной статье, - продолжила я о-очень ехидным голосом, - то могу дать справку, ибо его путь очень хорошо знаю» Он был секретарём Ижевского ГК партии по идеологии, но его оттуда убрали за пьянство и б.....во, переведя в театр Музкомедии. В театре комедии он определил главное направление как «секс и юмор», и тогда его перевели в директора филармонии. Так что не знаю, как оценивать его деятельность – то ли как кадр филармонический, то ли как партийный…

Самое забавное, что всё это было абсолютной правдой…
Наши, понятно, все захихикали, а Людмила Алексеевна Агапитова – так её звали, одарила меня ТАКИМ взглядом., что я сразу поняла - работать нормально не даст. надо сваливать...
 

 Вызывает она меня в кабинет и говорит: 
- Я вот тут просмотрела гастрольный график Вашей группы.
Вы всё ездите в Апатиты, Мончегорск да Кировск  Больно Вы хорошую жизнь своей группе устроили!

А я в ответ:
- Так Людмила Алексеевна! Меня же не предупредили, что назначили бригадиром, чтобы я своей группе устраивала плохую жизнь!
Она поняла, что  что-то не то сморозила и сухо добавила :
- Поезжайте в Ковдор! Сделайте там хотя бы пару концертов! А то они жалуются.

Ковдор – очень отдалённый посёлок с очень неудобным сообщением – 8 часов до Кандалакши и оттуда 4 часа по узкоколейке на рабочей электричке, которая ходила один раз в сутки.
Но самое главное, - Ковдор присылал рекламации на все бригады концертные,  которые туда направляла филармония.

Куда деваться – пришлось ехать!
Выезжала я всегда одна, как это называлось, "на заделку площадок."
К тому времени у меня уже сложились определённые администраторские навыки. Это вначале я прямо-таки умирала от необходимости  хвалить (а иначе ведь не договоришься!) собственные программы. Словом. я приехала, устроилась в гостинице и начала обзванивать начальство в разных организациях.

 органиАзации эти все были самостоятельными подразделениями Горно-обогатительного комбината. Собственно, и весь посёлок-то был выстроен как спутник ГОКа. Что за чертовщина! Ну никого нет на месте!

Пришлось тащиться в районную газетку, а там сидит очаровательный  синеглазый еврей-редактор. Поговорили, он мне предложил написать рекламную статейку в газету. И когда я спросила куда все подевались, он сообщил, что все на учёбе по гражданской обороне.


Вот оно что!. И тут я вспомнила. что видела в буфете гостиницы каких-то военных чинов. Вечером выяснила в каком номере они живут и отправилась знакомиться. Действительно, именно они руководили этой учёбой и я с ними договорилась, что они выделят мне минут 15 перед дневным перерывом.

Уж не знаю сколько времени я произносила свою пламенную речь, но все развеселились, аплодировали и с мест кричали, что концерты они купят. А вечером мне позвонил редактор и сообщил, что меня хотят видеть дома у Замгенерального по строительству. И прибавил, что это одна из самых уважаемых семей города и что хозяин построил весь Ковдор.

Так я познакомилась с одним из замечательнейших людей Заполярья. Талантливейшим, одержимом, влюблённом в поэзию, театр и музыку. Огромным белокурым красавцем.  У меня дома висят две его подаренные работы – девица с факелом, типа чеканки, и уникальный петух.
Как он с гордостью уверял, что принцип создания – его собственное изобретение. Это он подарил, когда они с женой гостили у нас уже здесь.

В год моего пятидесятилетия я принимала друзей со всего Союза всё лето. Он у нас остался на фотографиях, когда мы с Юрой всё же отправились в ЗАГС и осталась куча снимков под общим названием «Раз пошли на ДЕЛО я и Рабинович!». Умер он во время отпуска в Алуште, прямо в море. Скорая помощь не успела…А его вдову. между прочим, я выдала замуж здесь. в Кузнечихе за нашего приятеля.

Дело в том, что Виталий был идеальным мужем, любящим и всё умеющим. А жена его была, мягко говоря, этим избалована. А тут у нас тоже образовался один славный вдовец-приятель. У меня оказалась лёгкая рука. И сделала я это  именно ради Виталия, я знала, как он безумно её любил и как был бы опечален тем, что она осталась одна и ни с чем. Он был абсолютным  бессеребренником, ни алчность, ни накопительство ему не были свойственны. Широкая истинно русская душа. Самые лучшие черты национального характера.

Словом, из Ковдора мы явились победителями, сделав вместо двух – 12 концертов, привезя восторженные отзывы и приглашения приезжать с новыми программами в любое время.
У меня где-то хранятся даже стихи, нам посвящённые, сочинённые и редактором и Виталием.

Директриса была явно разочарована.
Но игру в кошки-мышки не прекратила. Описывать это скучно. Расскажу только на чём она меня подловила. Должен был быть у нас концерт на огромной плавбазе, стоявшей у причала. Это всё были корабли немецкой постройки и там везде были в салонах прекрасные немецкие пианино, привинченные к полу.

А тут оказался как бы даже небольшой концертный зал со сценой. Но когда я открыла крышку, то увидела. что все клавиши расположены не перпендикулярно , а по диагонали. При этом ни одна из них не нажимается. Я спросила, что же случилось с инструментом, и они ответили, что во время очень сильного шторма пианино сорвалось со сцены, винты не выдержали.
Я извинилась и сказала, что к сожалению, мы не можем выступать без инструмента. У нас все произведения с фортепиано.

А народ в зале сидит  Пришли слушать. И хором нас уговаривают  что- нибудь придумать, рассказать, поиграть. Я понимала, что мне попадёт, если узнают, что мы отступили от сданной программы.
Тогда с этим было строго. Да и при наших отношениях с директрисой. Но в конце-то концов, мы пришли сюда ради этих людей! Словом, я решила в их пользу.

Скрипачка сыграла пару каприсов Паганини соло.
Виолончелистка тоже что-то душевное сыграла без аккомпанемента.  Даже наш тенор, который потом на меня донос настрочил в  КГБ, пропел  a capella несколько русских народных песен.
Я травила какие-то байки ко всеобщему веселью.

Словом, все были довольны. Нас благодарили, что-то даже подарили.
Но встал вопрос что делать с путевым нарядом. Его не только отметили, но даже и что-то лестное написали. Словом, мы договорились, что никто ничего никому не скажет и наряд я сдам как ни в чём не бывало.

И надо же было так случиться, что в зале оказался корреспондент радио. Не помню как оно называется, но вещало на моряков всего северного бассейна.  И он все эти события подробно живописал в передаче. И про пианино, и про программу, и про то, какие мы молодцы.

Не знаю, сама ли она услышала, Лёнька ли ей сказал или худурок, но через несколько дней она меня вызвала и заставила писать объяснительную записку. Я, естественно написала всё как было, деваться было некуда! Наряд с благодарственным отзывом лежал у неё на столе…

Но вот тут мне придётся сделать отступление и совсем не лирическое, потому что всю гнусность её ты иначе не поймёшь.

Я в бригаде числилась бригадиром, который несёт ответственность за точное оформление наряда, который является финансовым документом, по которому потом всем начисляют зарплату.

Зарплата наша складывалась из количества концертов, помноженных на концертные ставки. Ставки определяла аттестационная комиссия министерская. У меня до сих пор хранятся несколько таких аттестатов, они имеют вид вузовских дипломов, с фотографией и всеми жанрами, в которых ты аттестован.

Когда-то, ещё в Ижевске вопреки положенным не более 2-х жанров у меня были записаны 3 – солист, концертмейстер, музыковед. Почему именно 2 – никто толком не знал, но тогда было специальное даже ходатайство  Государственной Аттестационной комиссии, состоящей из трёх представителей Министерства и целой кучи руководящих удмуртов, чтобы мне разрешили в виде исключения утвердить все три категории.

Мне их утвердили и за «совмещение жанров» мне полагалась доплата по  1 /4  от  тех ставок, которые были. Это, конечно, была дурость и несправедливость, но дуростей и  обдираний было очень много. Вот теперь представь, что я работаю в штате, допустим, концертмейстером, как было вначале. И за сольные номера, если бы их исполнял другой человек, он бы получал свою ставку. А мне доплачивали «четвертушку».

Ещё смешнее стало, когда я перешла в музыковеды.
Мне стали доплачивать четвертушку за аккомпанемент всего концерта. Это не считая репетиций со всеми солистами, которые вообще были абсолютно бесплатными. На такие условия могли идти только такие прибабахнутые идиотки, так как и музыковедение, и концертмейстерство – самые трудоёмкие профессии.

Ты вот удивляешься моей продуктивности. Так это у меня в крови уже сидит! Если у меня в группе  три солиста, то это как минимум  4-5-6 часов репетиций ежедневно, а сонаты и трио – это вообще не входили в аттестацию. Входили конечно но не для нас.

Словом, сам чёрт тут ногу сломает, но дело, обрати внимание. в том., что в нашем наряде существовала запись, что я читаю лекцию и  АККОМПАНИРУЮ солистам.. А пианино-то не работало! 
И получается, что я обманула родное государство на 2 рубля 65 копеек. т.к. ставка концертмейстера высшей категории была 11-50.

И эта стерва вывесила приказ со строгим выговором  «за подлог финансовых документов». Не больше и не меньше. Для начала я сказала ей всё, что о ней думаю, как о директоре, положив ей на стол трёшницу.

Но бешенство меня не покидало и мы решили сообразить вечер с капустником к 8 марта. Это как раз было где-то в это время.


До того в Мурманске я этим не занималась. Хотя всякие хохмы в своей бригаде мы устраивали. А тут решили выйти на публику…

Была у нас чтица Лариска, чудная девка с очень красивым голосом, которая читала всякие торжественные стихи с большим пафосом. Работала она не с нами, но отношения у нас были отличные. И когда я ей предложила вести капустник, она с радостью согласилась и всё вызубрила наизусть.

У меня, конечно, не сохранились тексты написанные, но где-то есть запись магнитофонная. Её делал Юра, экономя плёнку (она была шестидесяти минутная). Запись очень плохая, т.к. он сидел довольно далеко.
Но как там все ржали, понять всё же можно.

Где-то она у меня тоже валялась, может и найду, когда приедешь. Выступали мы в таком составе:
- два наших поклонника из таможни;
- два Саши играли на гитарах (Сашам я помогала с репертуаром и записями.Они даже 1 место получили на каком-то самодеятельном конкурсе);
- одна молодая пианистка, приехавшая в этом сезоне;
- обе мои девки (скрипачка, виолончелистка)
и я.

Это был эстрадный концерт, где выступала знаменитая Лана Крымвадзе. Трио Мурмасы, солистка  Галла Мазачёва.
Мальчики выступали в роли аккомпаниаторов гитаристов и ударников. Аппаратуру припёрли.
МИКРОФОНЫ УСТАНОВИЛИ.. .
Словом, всё как положено.

Сначала Лариска произнесла с пафосом какую-то смешную лабуду.
Потом выплыла я к роялю и спела исключительно  проникновенно, сама себе аккомпанируя:

Пусть голова моя седа,
мне сцены нечего пугаться.
Не только груз мои года,
мои года –моё богатство.
Шепчу спасибо я годам
и никому их не отдам
Мои года – моё богатство.

Начальство часто тереблю,
когда спокойней не соваться.
Пускай я денег не скоплю,
мои года- моё богатство.
Начальство вечно тереблю,
конечно денег не скоплю,
Мои года – моё богатство.

И если скажет мне Худрук:
твоя звезда уже угасла.,
Быть может кто подхватит вдруг
мои года- моё богатство
Когда-нибудь наверняка
поднимет  новая рука
Мои года – моё богатство.

Дальше снова Лариска несла очередную лабуду, пародируя эстрадных конферансье. Затем выползли мои три девки в роли эстрадного трио Мурмасы. А я села за рояль и с гитарой и ударником изображала эстрадный ансамбль. Мурмасы  - потому что они пели популярную «Малиновку»

Нагорного заслышав голосок.
Припомнили забытые свиданья
И зрителя замёрзшего носок,
И струнные квартетные страданья
Припев:
Прошу тебя в час розовый
правдивый дать ответ
Появится ль когда-нибудь
опять у нас квартет.
 

Мы ездили неведомо куда
И возвращадись поздними ночами

И завывала вьюга нам тогда
О том, очём напрасно мы молчали
 Припев

Сожжён мосток, ушла из сердца боль
Исчез квартет и в даль умчалась юность
Ансамбли же, как первая любовь
В дуэтах, трио снова к нам вернулись
 

Прошу тебя в час розовый
Шепни тихонько мне -
Не вздумаешь ли снова всё
Сломать нам по весне?

 

Дальше шёл самый роскошный номер у Мазитовой.
Сольный под наш ансамбль.

Да, кажется, забыла сказать,. что худрук напросился в училище вести студенческий оркестр под предлогом того, что у всех баянистов есть обязательное дирижирование оркестром народных инструментов.

И на этом посту он продержался то ли один, то ли два сезона, но это позволило ему в разговорах с посторонними говорить «я сам симфонический дирижёр!»

Оркестр при нём играл чудовищно, фальшиво и вразнобой, а он просто сиял от удовольствия. И мои девки говорили: видимо, он считает. что дирижёр в оркестре существует исключительно для красоты..

Так вот Галке я сделала номер на «
Маэстро» Паулса.
В зале был свет притушен, так она – наглая девка, вышла, включила свет, пригляделась, где он сидит со своей женой, и обращалась прямо к нему не только глазами, но и жестами.

Гаснет в зале свет и снова
я стою на сцене отрешённо
Миг волшебный, Крымской слово,
замер целый зал заворожено.
В кабинете Вы сидите,
здесь меня совсем не замечая,
Но я к Вам пришла, простите,
оттого, что МУЗЫКУ ЛЮБЛЮ!

Вы хотя бы раз, хотя бы раз на миг
ЗАБУДЬТЕ ОБ ОРКЕСТРЕ.
И в восьмом часу, в восьмом часу
меня послушайте, маэстро!
Пусть мы далеки как ДА и НЕТ
и кабинет нас разделяет,
Но у нас одна, да-да одна
ДОЛЖНА БЫТЬ К МУЗЫКЕ ЛЮБОВЬ
 

(дальше не помню, но продолжалось это аж три куплета, а зал ржал так, что половина слов  пропадало).

Потом наши таможенники пели свои отличные песни, а уж в заключение и я вышла со своей «коронкой», потому и «Крымвадзе». что пела «Снегопад»

Я ещё не успела  заделать площадки,
А уже Киселёв распахнул свою дверь.
Все концерты вперёд подсчитал он украдкой
И грозится не дать их  доделать теперь.

Киселёв, Киселёв! Вас ужасно заносит!
Вы учтите болезней и срывов урок.
Киселёв,. Киселёв! Если женщина просит
Не мешайте площадки обслуживать в срок!

Я ещё разобьюсь о твою неизбежность.
Строгий выговор вновь получу я не раз.
Но и он не позволит убить мою нежность.
Не угасит любви леденящий приказ

Профсоюз, профсоюз! Ах, как силы уносит
Бригадирство моё! Ты с путёвкой реши!
Профсоюз, профсоюз, если женщина просит.
Бабье лето её ты продлить поспеши.

Всё со сцены уйти я никак не готова,
Сильно зритель сумел мою душу смутить.
Неуёмную боль лекторийного слова.
Не тебе, а ему я хочу посвятить.

Снегопад , снегопад, не мети  мне на косы,
не стучи в мою дверь, на порог не спеши.
Снегопад, снегопад! Если Крымская просит,
Бабье лето её  торопить не спеши.

Хохот стоял чудовищный, браво орали, скандировали и что, наверное, было начальству всего обиднее, громче всех ржали их холуи…

Нагорный выскочил с пылающими ушами.
Лёнька всё ж нашёл в себе силы выдавить «поздравляю».
Что ж до директрисы -  с ней в любом случае мне уже было не работать

Тем более, что у меня уже лежала куча писем из Ярославля и нужно было как-то вырваться и посмотреть, что там изменилось с приходом и нового  директора и нового худрука. 

Как меня на прощанье на чёрной Волге возили в КГБ – это уж как –нибудь в другой раз.

Совершенно невозможно заниматься в выходные дни.
Отрывалась раз сто.


***


Проверять не могу. сил уже нет.
Ошибки сам исправишь.

***  ЦТВ



Сайт управляется системой uCoz